Язык и литература -- вещи более древние, неизбежные, долговечные, чем любая форма общественной организации. Негодование, ирония или безразличие, выражаемое литературой по отношению к государству, есть, по существу, реакция постоянного, лучше сказать -- бесконечного, по отношению к временному, ограниченному. Одна из заслуг литературы и состоит в том, что она помогает человеку уточнить время его существования, отличить себя в толпе как от предшественников, так и себе подобных, избежать тавтологии, то есть участи, известной иначе под почетным названием "жертвы истории". Я не сомневаюсь, что, выбирай мы наших властителей на основании их читательского опыта, а не основании их политических программ, на земле было бы меньше горя.

(Иосиф Бродский)

Когда мне представляют человека, рекомендуя его «учитель литературы» меня обуревает страх. Страх, что сейчас этот учитель возьмёт меня и любимых мною, расчленит, препарирует и начнёт с апломбом и видом носителя абсолютного знания рассказывать, что думал Пушкин, что чувствовал Тургенев и кто вдохновлял Блока. Жутко становится оттого, что, оказывается, есть армия тех, кто абсолютно точно знает, зачем, почему и для чего написана та или иная строка, что она означает и как её трактовать. Но самое страшное у учителей литературы – это глаза: пустые, бездушные и раболепные. 

Когда я увидел глаза Марины Жарской – я не поверил, что она может преподавать литературу. Как! – воскликнул я внутри себя – с такими глазами невозможно врать! Неужели она искренна в своём стремлении отдать своё чувство тем неокрепшим мятущимся душам, которые отбывают свой срок в школьной душегубке? Глядя в её глаза я поверил – да, она честна и искренна, и я смело готов доверить ей литературу. 

Я не был на уроке Марины Жарской. Но разве нужно идти в мастерскую художника, чтобы пронять уровень его дарования? Нет, достаточно взглянуть на готовую картину. И я взглянул – и этого взгляда, пусть даже беглого, мне было достаточно, чтобы понять, что Марина понимает, что литература – это не предмет, не наука, это сгусток боли, страданий, любви, радости, страсти, неисцелимой печали, огненной ненависти, морской непредсказанности и небесной бескрайности. 

Но всё существо моё печально. Печально потому, что мне уже за 60 и я не могу сесть за парту в том классе, которому выпало счастье внимать чувствам Марины и познавать бескрайность литературы в её собственной бескрайности. 

Но утешает одно – пусть микромалые доли процента наших российских детей будут у неё учиться, но эти микромалые имеют благодаря Марине шанс стать людьми, а не манкрутами.

Время листьям желтеть,

А туманам сгущаться,

Птицам к югу лететь, 

Нам в людей превращаться.

Боже, дай же нам днесь

Быть средь зла, что нас лущит,

Не такими как есть, 

А добрее и лучше.

Пусть событий праща

Настигает по рысьи,

Научи нас прощать

И любить без корысти.

И сжимая кольцо

Наших бед и юдолей

Подари нам лицо

Просветлённое болью.

Александр Смогул,

член Союза писателей России,

член Союза литераторов России,

член Международного Пен-клуба, 

проф. Гамбургского университета